Диалог это разговор между двумя или более лицами в драме или прозаическом произведении. Или философско-публицистический жанр, заключающий в себе собеседование или спор двух или более лиц; получил развитие в античности: философские диалоги Платона, у Лукиана («Разговоры богов», «Разговоры гетер», «Разговоры в царстве мертвых»). Распространился в 17-18 веках во Франции: «Письма к провинциалу» Б.Паскаля, «Диалоги древних и новых Мертвых» Ф.Фенелона, «Племянник Рамо» Д.Дидро. Как жанр диалог обычно не имеет сопутствующего эпического текста, сближаясь в этом отношении с драмой.
В трудах М.М.Бахтина термин «диалог» существенно расширил свое значение. Слово «диалог» и производные от него употребляются Бахтиным в следующих смыслах:
- композиционно-речевая форма жизненного высказывания (разговор двух или нескольких лиц);
- всякое речевое общение;
- речевой жанр (диалог бытовой, педагогический, познавательный);
- вторичный жанр — диалог философский, риторический, художественный;
- конститутивная черта определенного типа романа (полифонического);
- жизненно философско-эстетическая позиция;
- формообразующий принцип духа, неполной противоположностью которого является монолог.
Духовная сфера смысла — собственный локус диалогических отношений, которые «совершенно невозможны без логических и предметно-смысловых отношений», но для этого они «должны воплотиться, то есть войти в другую сферу бытия: стать словом, то есть высказыванием, и получить автора, то есть творца данного высказывания, чью позицию оно выражает». Это делает понятной трактовку диалога и диалектики у М.М.Бахтина. Диалектика — это овеществляющее отношение, перенесенное в область смысла, а диалог — персонифицирующее отношение в этой духовной области. По Бахтину, диалогические отношения являются не логическими, а персонологическими. Игнорирование этого положения более всего способствовало размыванию (и девальвации) смысла категории «диалога» в устах интерпретаторов Бахтина. В качестве диалогических до сих пор принято рассматривать объектные и субъект-объектные отношения — человека и машины, разных логик или лингвистических единиц, даже нейрофизиологические процессы, — а не субъект-субъективные. Личностность, персонологичность, субъектность — вторая (после «смысла-духа») дифференциальная черта диалогических отношений. Участниками этих отношений, по Бахтину, являются «я» и «другой», но не только они: «Каждый диалог происходит как бы на фоне ответного понимания незримо присутствующего «третьего», стоящего над участниками диалога (партнерами)». Третьим участником события диалога является у Бахтина и эмпирический слушатель-читатель, и одновременно Бог.
Бахтинский подход, сохраняя за диалогом статус реального жизненного отношения, не отвлеченного (не абстрагированного) от эмпирической ситуации, не превращающего ее в условность (не метафоризирующего ее), рождает в то же время особого рода расширение смысла слова «диалог». Так понимаемый диалог охватывает широкую сферу отношений и имеет разные степени выраженности. Для определения нижнего предела диалогических отношений вводятся понятия «нулевой» степени диалогичности и «ненамеренной диалогичности». Пример «нулевых диалогических отношений» — «широко используемая в комике ситуация диалога двух глухих, где имеется реальный диалогический контакт, но нет никакого смыслового контакта между репликами (или контакт воображаемый) — здесь «раскрывается точка зрения третьего в диалоге (не участвующего в диалоге, но его понимающего. Понимание целого высказывания всегда диалогично». К нижней ступени относится и «ненамеренная диалогичность», возникающая между целыми высказываниями и текстами, «отдаленными друг от друга во времени и пространстве, ничего не знающими друг о друге» — «если между ними есть хоть какая-нибудь смысловая конвергенция». В данном случае, как и при нулевой степени, роль экспликатора диалогических отношений выполняет «третий», понимающий. В другом случае для выявления «особой формы ненамеренной диалогичности» Бахтин употребляет формулу «диалогический оттенок».
Верхний предел диалогичности — отношение говорящего к собственному слову. Они становятся возможными тогда, когда слово обретает двойную интенцию — оказывается направлено не только на предмет, но и «на чужое слово» об этом предмете. Такое высказывание и слово Бахтин называет двуголосым. Только при обращении автора к двуголосому слову композиционно-речевая форма диалога перестает быть внешней формой и становится внутренне диалогической, а сам диалог становится фактом поэтики. Спектр диалогических отношений, реализуемых двуголосым словом, не сводится к противостоянию и борьбе, а предполагает как разногласие и взаимную обращенность самостоятельных голосов, так и согласие («сорадование», «солюбование»). Высшую степень своего развития диалогическое слово и диалогическая авторская позиция нашли в полифоническом романе Достоевского, но определенная степень диалогичности, по Бахтину, является необходимым условием авторства: «Художник и есть умеющий быть внежизненно активным, не только причастный жизни и изнутри ее понимающий, но и любящий ее извне — там, где ее нет для себя самой, где она обращена вовне себя и нуждается во вненаходящейся и внесмысловой активности. Божественность художника — в его приобщенности вненаходимости высшей. Но эта вненаходимость событию жизни других людей и миру этой жизни есть, конечно, особый и оправданный вид причастности событию бытия». Здесь речь идет не об абстрагировании от события, не об односторонней («монологической») вненаходимости, а об особого рода («диалогическом») пребывании автора одновременно и внутри события, и вне его, о его имманентности и одновременно трансцендентности событию бытия.
Слово диалог произошло от греческого dialogos, что в переводе означает — беседа.