Духовно-историческая школа в литературоведении это школа, которая сложилась в Германии на рубеже 19-20 веков под влиянием Вильгельма Дильтея (1833-1911), немецкого историка культуры и философа. Обозначение восходит к Ф.Шлегелю, в 1808 предложившему понятие «истории Духа» (Geistesgeschichte), непосредственно с литературой не связанное. Реанимировано Дильтеем в работе «Введение в науки о духе» (1883) для полемики с идеями «исторического разума» как в варианте Г.В.Ф.Гегеля, так и позитивистов (В.Шерера). Дильтей подчеркнул независимость гуманитарных наук от естественнонаучных дисциплин (их сближение было характерно для культурно-исторической школы и И.Тэна) и обосновал их специфику. По Дильтею, их следовало бы назвать «науками о жизни». «Жизнь» — не та внешняя по отношению к человеку бездушная данность, которую точные науки пытаются препарировать и объяснить, а способ душевно-духовного бытия конкретного человека, не знающего аналитического разделения на внутреннее и внешнее. Человек не имеет истории, но сам тождествен истории как непрерывному становлению, реке жизни, которая только и раскрывает, что он есть такое в данный момент. Исторично то, что переживается, без переживания нет истории. Дильтей переносит теорию познания И.Канта в своего рода романтическую историографию и утверждает отсутствие целостной «истории самой по себе», с одной стороны, и наличие множества субъектов истории, исторических миров, с другой. Человек — и некое историческое животное, иррациональный агент неиссякаемой творческой силы, и мыслящий тростник, интуитивно схватывающий в понимании свое переживание.
Для Дильтея вопрос о смысле и целостности (всеобщности) истории в определенном смысле ненаучен и спекулятивен (здесь он солидаризуется с позитивизмом), его больше интересует вопрос об изменчивости, не о том, что такое история, а как она становится возможной в индивиде, выражается, «жизне-обнаруживается», переходит из бессознательного состояния в сознательное. Человек в истории — волевое существо, скорее, окрашивающее свои представления о жизни, чем говорящее о них. Состояние сознания не только постоянно отражается в звуках, жестах, словах, но и творится, воспроизводится в своего рода динамических связях — институтах государства, церкви, философских и художественных образованиях. Они внутренне едины в той степени, в какой едина форма личности, являющаяся точкой пересечения самых разных переживаний. Как нет двух сходных личностей, так не существует и двух сходных культурных систем, эпох. Для каждой из них, своего рода монады, характерен свой «дух» (античности, Средневековья, классицизма, романтизма).
Соответственно гуманитарные науки (в частности, наука о литературе) должны стать разновидностью понимающей психологии. Если понимание собственного мира достигается с помощью самонаблюдения, то понимание чужого мира—путем «вживания», «вчувствования». Историк культуры должен пережить свой предмет изнутри, постигнуть его как технику контактов личности с миром, технику вхождения «я» в «ты». Только то, что сотворено духом, дух в состоянии понять: жизнь познает жизнь. По отношению к культуре прошлого такое познание выступает как метод интерпретации, названный герменевтикой, «искусством понимания… зафиксированных жизненных проявлений», являющихся ключом к душевности реконструируемой эпохи. Процесс понимания не сводится к простому «вчувствованию», «симпатии», а предполагает, о чем пишет Дильтей («Происхождение герменевтики», 1908), уже увлекшись работами молодого Гегеля, сложную реконструкцию, вторичное конструирование тех духовных связей, в которых осознал себя автор. Это не интроспекция, не субъективность, чреватая полным релятивизмом, а познание «я» через «другого», «настоящего» — через «прошлое», неопредмеченного — через опредмеченное. Дильтей, фактически не упраздняя социологию, реконструирует ее, давая социальные факты «изнутри», воспроизводя их на основе самонаблюдений и интуиции. Писатель, по Дильтею, должен рассматриваться как человек, живущий в мире воображения и освобождающийся от действительности посредством непроизвольного стремления к созиданию. Постижение этой «энергии жизненного чувства» — главная задача литературоведа, который, подобно Протею, вечно вживается в чужие образы. Истинная интерпретация — чудо превращения, отрешения от себя. Это и собирание разрозненных выразительных средств в стилистическое единство и, следовательно, постижение целостности автора, взятой в выразительном («духовном»), свободном от содержания, аспекте. Чтобы понять другого поэта, нужно в пределе стать им, изнутри пройти путь от части, отдельного переживания, к предвосхищаемому целому. Такой путь и единичен, уникален, и выступает проявлением разнообразия, многогранности жизненной структуры реконструируемой эпохи. Свой метод Дильтей опробовал в таких программных работах, как «Жизнь Шлейермахера» (1870), «Чарлз Диккенс и гений повествовательной литературы» (1877); «О способности воображения поэтов» (1877), «Сила поэтического воображения и безумие» (1886), «Воображение поэта» (1887), «История юного Гегеля» (1905), «Переживание и поэзия» (1905).
Изучение автора с точки зрения его уникальной индивидуальности (раскрывающейся на фоне «духа эпохи» и типологии ее мировоззрений, творческих личностей), а также особенностей непроизвольно выразившегося «философского» мировоззрения стало для последователей дильтеевской герменевтики основным жанром исследования. Расцвет духовно-исторической школы приходится на 1920-е и связан прежде всего с изучением романтической поэзии — работами Ф.Штриха («Немецкая классика и романтика»), Г.Корффа («Дух эпохи Гёте»), П.Клукхона («Немецкий романтизм»), О.Вальцеля («Немецкий романтизм»; «Немецкая поэзия от Готшеда до современности» ; «Границы поэзии и непоэзии»), Г.Цизарца («Поэзия немецкого барокко»), Ф.Гундольфа («Шекспир и немецкий дух»; «Гёте»; «Стефан Георге»; «Генрих фон Клейст»; «Романтики»).