Минимализм это особый тип художественного поведения, актуализированный современной эпохой, постмодернистской ситуацией в искусстве. Термин «минимализм» заимствован из музыки. Так в конце 1950-х — начале 60-х стали определять творчество ряда новых композиторов (Ла Монт Янг, Филип Гласс, Стив Райх, Терри Райли), развивавших идеи музыкального авангарда предыдущих десятилетий. Аналогичные процессы происходили также в изобразительном искусстве и литературе — прежде всего в том, что получило название концептуализма. Минимализм стал одним из ключевых понятий современного искусства. Минимализм — это не эстетика малых форм. Формы могут быть сколь угодно громоздкими. Но минимализм — эстетика малого, «минимума». Редукционистские приемы существовали в искусстве всегда. Но только авангард начала века с его предельным обнажением и драматизацией материала, фактуры, придал этим приемам формообразующий статус. В.Хлебников вывел примитивистскую поэтику из области пародии, шутки и поднял ее до уровня большой поэзии (обэриуты и концептуалисты позднее точно так же поступили с самим жанром пародии). Футуристическая (а в живописи — кубистская) эстетика, выявляя фактуру материала, вскрывая его слой за слоем, дошла до глубинных и фундаментальных элементов—фонем, простых геометрических фигур, наконец, «абсолютного нуля» фактуры — «пустых» объектов, чистого художественного жеста. Так возникли классические минималистские произведения «Поэма конца» (1913) Василиска Гнедова и «Черный квадрат» (1913) К.С.Малевича, на самом деле являющиеся прежде всего классикой авангарда как такового. В этих знаковых для данной традиции художественных объектах символически, в неартикулированном виде, выражен весь пафос авангардного искусства. Редукция в эстетике классического авангарда тесно связана со своей противоположностью— эстетическим экспансионизмом, «цолей к власти», революционным расширением прав художника, освобождением его от традиции, от прежнего художественного языка во имя эстетической утопии: организации всей жизни по художественным законам. Авангардистская редукция при всем своем революционном радикализме не затрагивала традиционных после романтизма абсолютистских прав художника на создание собственного мира. Более того, авангард, несмотря на внешний антиэстетизм, лишь усиливал тотальное эстетство модернизма, культ художника и общий профетический пафос.
Постмодернистская работа с «минимальным» и «пустым» имеет прямо противоположный смысл, действительно минималистский, связанный с общим кризисом института авторства. А кризис этот во многом и стал результатом краха глобалистских эстетических утопий предыдущей эпохи. Суть не в обращении к «минимальному», а в «минималь ном обращении», в минималистской установке художника. Вс. Некрасов, говоря о своем понимании конкретной поэзии и того, чем занималась лианозовская группа поэтов в конце 1950-х — начале 60х, трактует все это как поиск «фактичности, конкретности» стиха, «лирической конкретности», выявляемой живой, конкретной речью. Поэзия напрямую обращается к речи, радикально минимизируя инерцию собственно литературной, «высокой» традиции. В том же ряду обращение к примитиву, к ролевой лирике «под маской» и к наивной конкретности детского, не отягощенного литературной рефлексией взгляда в пейзажной лирике. Этот поворот происходит в поэзии Е.Кропивницкого в конце 1930-х, с этого начинает в конце 1950-х Вс.Некрасов. Конкретность — родовое свойство детской, игровой поэзии, а предпочтение детского, игрового взрослому, серьезному —тоже чисто минималистский ход. И во внешне традиционной (да и внутренне ощущающей себя именно таковой) монологическисерьезной лирике постепенно происходит смена приоритетов. Лирик, как это ни парадоксально звучит, отказывается считать себя главным действующим лицом собственных произведений. Ему нужна более устойчивая опора, чем творимый по собственному образу и подобию художественный мир. Такой опорой становится язык. Тут нет прямой эстетизации функциональности, как у конкретистов, и концептуалистского диалога «языков», чистых (пустых) форм, но тут тот же решительный отказ от органики «самовыражения», принципиальное невмешательство в органику, природу слова. Само слово в своей языковой нерасчлененности, слово как «черный ящик», анонимное слово скажет о нас больше, чем мы скажем словом о себе— ассимилированным, понятным изнутри авторским словом. Постмодернизм принципиально минималистичен, так же как модернизм (и классический авангард) максималистичен. Минимализм как стратегия был изначально заложен в постмодернистском искусстве, формировал его, но как тактика, как собственно поэтика «малого», «минимума» выкристаллизовывался и осознавал свою художественную самостоятельность постепенно.
Ян Сатуновский и Вс.Некрасов наиболее радикально развили минималистские интенции конкретизма (хотя минималистские тексты есть и у Г.Сапгира и у И.Холина). Разговорная, речевая стихия обнаруживала неиссякаемые запасы лиризма на всех уровнях и вернее всего, в самом чистом виде, на микроуровне языка, в морфологии слова, игре интонаций, наконец, просто в коммуникативном жесте. Здесь, в активизации жеста, осознании текста как действия, акции начинался уже концептуализм со своими собственными возможностями развития эстетики «минимума». Ключевой фигурой стал художник Илья Кабаков. Эстетика «минимума» — предмет и метод его «альбомов». Кульминация, смысловой пик процесса — «пустой» объект. Но он не превращается в артефакт, как «Поэма конца» или «Черный квадрат». Как раз наоборот. «Художник сводит счеты с художничаньем, — пишет Вс.Некрасов. Последовательно уходит рисунок, композиция, уходит изображение, наконец, и изобразительность — убрана и рамка, остался один лист. На листе — ничего. Что, так и ничего? Не совсем… Не осталось ничего художественного, но остается искусство» (Журавлёва, Некрасов). Чистый лист как объект не важен, важен процесс. В поэзии аналогичную работу по выяснению возможностей эстетики «минимума» проделал Лев Рубинштейн. Острое переживание гетерогенности языка — эмоциональный нерв всего концептуализма. Принцип вариаций — это уже специфически минималистское. Рубинштейн работает, по сути, с «пустыми» объектами, голыми структурами. Но не в том смысле, что он на эти структуры как-то воздействует. «Малые воздействия» потому и малые, что касаются они только чисто внешних перестановок, формальных, неструктурных вариаций. Эстетика «минимума» может приводить к малым формам, а может, напротив, требовать громоздких, крупноблочных структур. С другой стороны, эстетизация минимального вовсе не исключительная прерогатива эстетики «минимума».
Слово минимализм произошло от латинского minime, что в переводе означает — меньше всего.