Рецептивная критика, школа реакции читателя это американская разновидность рецептивно-эстетических теорий, получивших широкое распространение в 1970-е в Западной Европе, особенно в Германии. Стала популярной в США с появлением работ Стэнли Фиша «Пораженный грехом: Читатель в «Потерянном рае» (1967) и «Самопоглощаемые артефакты: Восприятие литературы семнадцатого века» (1972). После публикации эссе «Литература в читателе: Аффективная стилистика» (1970) Фиш выдвинулся в число ведущих представителей критиков этой ориентации. Из европейских рецепционистов наибольшей популярностью в США пользуется Вольфганг Изер, профессор университета в Констанце, и другие авторы программной антологии «Рецептивная эстетика: Теория и практика» (1975) — Х.Р.Яусс, Р.Варнинг, М.Риффатерр. Сторонники рецептивной эстетики выступают против «объективной» методологии формалистической и структуралистской критики и поддерживают субъективные методы феноменологической философии и психологии. Они исходят из утверждения, что в сознании человека существуют структуры, предопределяющие характер его восприятия и тем самым активно модифицирующие его представления об объектах. Цель американской рецептивных критиков — точное описание последовательно развивающегося во времени восприятия читателем текста в процессе чтения, т.е. фиксация откликов сознания читателя в акте чтения.
В противовес формалистической неокритической идее о произведении искусства как автономном объекте, рецептивная критика вводит представление о литературном произведении как о процессе, создающемся в акте восприятия посредством чтения. Произведение получает свое значение лишь в результате взаимодействия печатного текста с работой воспринимающего его сознания читателя. Фиш видит смысл литературного произведения не в той информации, которую читатель получает при ассимиляции «референтного поля» произведения (т.е. поля соотнесения его с реальной действительностью) или при нахождении обозначающего, соответствующего каждому обозначаемому, но в том впечатлении, которое возникает у читателя в процессе чтения, в той деятельности, которую вызывает у него язык произведения. Критику следует сосредоточиться на форме этого впечатления; предметом описания должна стать «структура читательского впечатления, а не какая-либо другая». Когда читатель сталкивается с трудным для понимания или допускающим различные толкования текстом, он просто «заставляет» его что-то обозначать. Сам процесс чтения становится т.о. обозначающим, к которому читатель-критик должен подыскать обозначаемое. Приняв эту точку зрения, критик перестает относиться к литературному произведению как к чему-то законченному, обладающему определенной формой. Фиш считает, что если значение произведения локализуется в читательском восприятии и непосредственно связано с опытом читающего субъекта, то форма произведения есть форма этого восприятия. Положение о дуализме формы и содержания сменяется у Фиша «монистическим» утверждением, согласно которому читательское восприятие равно значению и равно форме. Фиш настаивает на временном принципе формы, равно как и значения произведения: значение и форма совпадают во времени с читательским восприятием.
Сосредотачивая внимание на эффектах, возникающих в процессе чтения, производя анализ реакций читателя на слова, «аффективный стилист» якобы может избежать основной ошибки, которая свойственна формалистическому подходу, а именно, ошибки превращения «временного опыта в пространственный». Этим утверждением Фиш пытается опровергнуть неокритическую концепцию пространственной формы. Ретроспективная объективация литературной композиции для него — иллюзия, поскольку произведение как бы исчезает в читательском восприятии. «В основе метода лежит анализ временного потока возникающих при чтении впечатлений, при этом имеется в виду, что читатель реагирует именно на этот поток, а не на все высказывание в целом» (Fish. 1970). Вместо окончательной ретроспективной оценки прочитанного произведения, которая служила исследователям других направлений основой для последующих критических размышлений, Фиш предлагает опираться на постоянно меняющийся результат сознания, что именно и характеризует всякий процесс чтения. Фиш полагает, что отклик читателя на произведение возникает внутри «регулирующего и организующего механизма, который предшествует вербальному опыту» (Там же). Этот механизм он понимает как систему внутренних правил, позволяющих читателю приписывать семантическое значение каждой лексической Единице текста в соответствии с собственным контекстом. Однако и этот контекст, т.е. жизненный опыт читателя, включая сумму его знаний, Фиш интерпретирует прежде всего как «запас языкового опыта», который только один и определяет возможность выбора и, следовательно, ответа. Таким образом, временной характер процесса чтения, который при поверхностном рассмотрении кажется главным в системе Фиша, уступает место осведомленности читателя: «Временной поток всецело зависит от тех знаний, которыми обладает читатель; только принимая во внимание их взаимодействие с временным аспектом, необходимым для верного восприятия вербального ряда, можно предугадать возникающую реакцию» (там же). Смысл произведения выявляется только тогда, когда поток чтения регулируется чем-то другим, находящимся вне системы координат текста, а именно — матрицей возможных ассоциаций, которая и представляет собой конечный носитель смысла. Смысл произведения отыскивается, таким образом, в тех впечатлениях, которые теперь рассматриваются как сумма предшествующих моменту чтения эпизодов из жизни читателя. Впечатления — это и есть реакция читателя; сигналы текста возбуждают механизмы порождения ассоциаций.
Введение такого понятия, как предшествующие знания, ставит как форму, так и содержание художественного произведения в зависимость от внетекстуальных и субъективных факторов. Такая позиция соответствует тому процессу чтения, который и описывает феноменологическая критика. Последовательно заменяя фрагментарный подход «гармоничным», «целостным», в котором все осознается как происходящее одновременно и во всеобщей взаимосвязи, «читатель постепенно приобретает внутреннее видение мира, причем кульминация наступает тогда, когда реальный, состоящий из разрозненных частей мир превращается в символ обитания его создателя» (Fish. 1972), становится образом сознания читателя. Смысл текста можно осознать как собственное сознание. Процесс чтения Фиш сводит к цепи озарений, которые возникают после прочтения каждого очередного отрывка текста, заключающего в себе какое-то суждение. Такое в высшей степени личное восприятие текста подразумевает, что эта цепь озарений зависит от имеющихся в произведении суждений и, следовательно, от объективно существующего языка произведения. Отсюда, в свою очередь, следует вывод и о существовании произведения с его внешними признаками, такими, как начало и конец, рамками которых ограничили факты, ставящие вопросы и предполагающие ответы. Однако озарения, моменты интуитивного постижения каких-то истин наступают лишь в паузах, возникающих в процессе чтения. В эти моменты из постороннего наблюдателя, который получает отфильтрованную (через язык и логику) информацию, читатель превращается в человека, видящего произведение изнутри. Благодаря возникшей связи явления реальности предстают перед ним в новом свете. «Повествование и его формы уходят из читательского поля зрения, оставляя его лицом к лицу с действительностью» (Fish. 1970).
Понятие референтное, соотнесенности предмета с реальной действительностью, теперь возникает в виде конечного смысла произведения; все предложения вновь обретают свое значение, поскольку они либо подтверждают, либо отрицают нашу способность интуитивно понять мир. Рассудок же приводит свои собственные представления в соответствие с вновь обретенным смыслом с помощью языка. В теории Фиша ощутимо сказывается дихотомия интуитивного и рационального логического познания. В его работах мысль развивается по двум противоречащим друг другу направлениям. Одно из них подчеркивает непосредственность читательского контакта с объектом познания и сохраняет связь с содержанием (в трактовке Фиша — темой) произведения и его языком; согласно другому направлению, содержание и рациональное, объективное начало, которое оно представляет, перестает существовать в той деятельности воспринимающего сознания, которую оно вызвало. Ощутима тенденция критика поместить реальное, внешнее внутрь читателя, объявить его свойством сознания. Хотя внешне текст представляется «серией хорошо выверенных аргументов, логически обоснованных посылок, доказательств и заключений, читатель получает изнутри совсем иное представление о тексте, на формирование которого эти внешние признаки не оказывают решающего влияния» (Fish. 1972). Такая «внутренне-внешняя структура» и свидетельствует, по Фишу, о двух способах познания, рассудочном и интуитивном, к которым в процессе чтения поочередно переходит читатель. Содержание произведения остается, но только в форме самораскрывающегося видения, при этом понятие «я» или противопоставление истинного содержания тексту возникает лишь в языковых паузах. Различие между внутренним и внешним является продуктом языка. Озарение, внутреннее постижение объекта полностью заменяет язык.
Словосочетания рецептивная критика, школа реакции читателя произошли от английского receptive criticism и readerresponse school.
