Соборность это религиозно-философская категория, имманентная русской литературе и культуре. Является одним из четырех атрибутов Церкви, принятых на Втором Вселенском Соборе (381) и входящих в Никейский «Символ Веры» (325). Однако в русской религиозной философии именно соборность понимается как «душа Православия» (Булгаков С.Н. Православие). Постепенно соборность осознается как формула, выражающая само ядро православной религиозности: «Одно это слово содержит в себе целое исповедание веры» (Хомяков А.С. Собрание сочинений, 1867. Том 2). Хомяков же определил соборность как «единство… органическое, живое начало которого есть Божественная благодать взаимной любви (Там же). Так, по мысли П.А.Флоренского, нарушение линейной перспективы изображения в русских иконах («обратная перспектива») свидетельствует именно о глубинной соборности, стоящей за таким видением мира, поскольку являет собой «собирание точек зрения и утверждает, тем самым, объективно сущее» и «вечное» (Флоренский П.А., 1990, Том 2). Ту же соборность философ находит в многоголосии русской песни, где единство достигается внутренним взаимопониманием исполнителей, а не внешними рамками (Там же), а также в русском философствовании. По мысли М.М.Пришвина, соборность «есть лишь результат более утонченной личности» (Пришвин М.М. Собрание сочинений: В 8 томах, 1986, Том 8). Отсюда совершенно особое отношение к личности Другого, поскольку личность Другого так или иначе отражает лик Бога. Соборность, основываясь на утверждении «Ты еси» (Вяч.Иванов), в равной мере противостоит индивидуализму «я» и коллективному, утверждающему безличное «мы».
В «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона автор последовательно разграничивает приверженность Закону и обретение Благодати. В этом разграничении можно увидеть «ключ» к пониманию соборности, поскольку благодать «не один из атрибутов, но самый источник соборности, ее онтологическая предпосылка и конститутивный принцип» (Хоружий). Действие Благодати митрополит Иларион относит не только к отдельной личности, но и к народу в целом, одновременно в этом тексте наличествует и вектор духовности, ограничивающий позднейшие произвольные манипуляции с толкованием С. Закон, основанный на несвободном подчинении необходимости, находится за пределами соборности. Это означает, что попытки свести соборность к позднейшему «тоталитаризму» неосновательны. Несвободное подчинение (рабство) противоположно идее соборности. Оппозиция Закона и Благодати проходит через всю историю православной культуры в России. Соборность выражает новый принцип человеческого единения — не безличное равенство перед лицом Закона, но благодатное единство людей во Христе. Актуализация Соборности при конкретной литературоведческой интерпретации русской классики позволяет приоткрыть ее духовный подтекст. Проясняется вселенское ликование в финале «Слова о полку Игореве», когда торжествует весь православный мир. Для автора отказ князя Игоря от начальной богоборческой позиции (невнимание к знамению), спасение им души иерархически важнее земной военной неудачи и достойно итогового прославления. Вселенская здравица живому князю Игорю и почившей дружине — совершенно будто бы неуместная после одинокого возвращения героя — как бы воскрешает и полк Ишрев, поскольку для Бога нет мертвых. В древнерусской словесности соборность проявляется эксплицитно. Русская литература Нового времени чаще всего рассматривается как продукт светской культуры, однако сами границы между светским и духовным могут пониматься не только как разделяющие, но и как соединяющие различные явления национальной жизни в их существенном единстве. В данном контексте понимания актуализируется православный строй русской национальной культуры, который только еще начинает осваиваться гуманитарными дисциплинами.
В поэтике Ф.М.Достоевского особо значима оппозиция права и благодати, представляющая собой продолжение древнерусского противопоставления Закона и Благодати. Истинная вина Раскольникова не столько в том, что он совершил убийство, т.е. правовое преступление, но в том, что он лишился благодати, выпал из соборного единения людей, противопоставил себя другим в своей «гордости сатанинской», самовольно пытаясь определить «ценность» своей и чужой жизни. В художественном мире Достоевского доминирует представление о соборной вине и соборном спасении. Финал «Братьев Карамазовых» представляет собой изображение такого всечеловеческого братства, которое, как и видение Алешей «Каны Галилейской», манифестирует православный архетип торжествующего пасхального воскресения, отличающийся представлением о благодатной основе соборного единения, преодолевающего физическую смерть отдельной личности. Бахтинская концепция полифонии онтологически родственна идее православной соборности и вряд ли может быть адекватно воспринята без учета этого родства. Расцвет русской светской культуры Серебряного века был стимулирован во многом именно «русским религиозным возрождением». При этом понятие соборность активно использовалось не только представителями «нового религиозного сознания», но и эстетикой символизма в качестве одной из центральных категорий, однако теургическая соборность в истолковании символистов кардинально отличается от соборности православной, проявляющей себя в русской литературе 19 век. Для Вячеслава Иванова истоком соборности являются дионисийские оргии с их круговыми чашами, поэтому можно говорить о трансформации православной соборности в эстетике символизма, о замене ее иным теургическим началом, связанным с традициями тамплиерства, масонства, розенкрейцерства. Но это уже вторая в истории русской литературы попытка трансформации соборности — после прокатолической доминанты в эстетике русского барокко 17 век — на столь же болезненном для русской культуры переходе от Средневековья к Новому времени. Религиозный вектор советской литературы, направляемый доктриной коллективизма и верой, противоположной христианской, определяется третьим этапом трансформации соборности.
